читать дальше В одной небольшой деревушке недалеко от Эдо жил старик Мосаку. На жизнь он себе зарабатывал тем, что рубил лес и продавал крестьянам дрова. В прежние годы, пока Мосаку был еще молод и силен, он хорошо справлялся со своей работой в одиночку, но как только почувствовал он, что близится старость, то взял себе в подмастерья соседского юношу Минокити. И с тех пор Минокити стал во всем помогать Мосаку, ходить с ним в лес, собирать мелкий хворост и рубить большие деревья. Бывало, что они уходили в глушь на несколько дней, чтобы потом вернуться с большими запасами. Работа ладилась, оттого и двое эти горя не ведали и жили себе спокойно.
Однако как-то раз зима в том районе выдалась особенно суровой: мороз все крепчал, снега выпало вдвое больше, чем обычно, а северный холодный ветер пронизывал домишки насквозь. Лето года было урожайным, теплым, осень тоже мягкая стояла, а потому такой беды никто и не ожидал. Дрова стали в ту зиму в особый спрос и все заготовки кончились за короткие сроки, потому что топили тогда люди день и ночь, чтобы не дать лютому холоду проникнуть в их жилища. Дрова у них кончались, а зима уходить и не помышляла, и тогда решил Мосаку отправиться со своим подмастерьем за деревом в лес, хоть это было и очень опасно. Порешили в какой день пойдут, и, как знали, день выдался не такой холодный, как прежние. Взяли дровосеки по посоху, веревке для вязки дров, а Мосаку топор у пояса закрепил, и ушли из деревни.
Долго ходили они по занесенной снегом чащобе. Большие вязанки набрали, ведь в последние дни дул сильный ветер, да и снега много на ветви нанесло, так, что они под его тяжестью обрушились. Даже топор из-за пояса доставать не пришлось. А когда собрались возвращаться, то внезапно опять начался снегопад. Небо закрыли сизые тучи, поднялась метель. И все-все тропки, где хаживали Мосаку с Минокити напрочь занесла пурга. Чудом выбрались они к маленькой хижине перевозчика, что обычно переправлял через быструю речку на берег, где стояла деревня. Ни лодки как не бывало, ни самого перевозчика. Стучали-стучали у дверь, так и не вышел он. А мороз крепчал, метель усиливалась. Вплавь ту речку, хоть была она и небольшая, одолевать было холодно. Попробовал Минокити дверь в хижину открыть, а та и поддалась. И так зашли они в хижину перевозчика и стали там ждать, пока тот придет.
Ветер завывал, поскрипывали ветви в лесу, мерно снег стучал по деревянным бокам домика, подле шумела речка. Очаг хоть и не горел, но в доме было на порядок теплее, чем на улице, и вскоре что старика, что Минокити сморил сон.
Разбудил же Минокити наоборот ужасный холод. Ему казалось, что он насквозь промок в ледяной реке и теперь стоит под студеным зимним ветром. Долго ли спал он, он сказать не мог, но как только открыл глаза, увидел странное видение. Дверь была открыта, и из нее в хижину, как бабочки, впархивали снежинки. Они совсем не таяли в воздухе и опускались на деревянный пол. А над его учителем склонилась женщина в ослепительно-белых одеждах. От странной неведомой гостьи веяло холодом и смертью. Минокити от испуга чуть вскрикнул, и женщина повернулась к нему.
Её красота поражала. Черные гладкие волосы ниспадали почти до самого пояса. Лицо было чистым и светлым, что новорожденная луна, однако не было в нем ни капли живого тепла. Все оно казалось будто сделанным из мрамора, холодным, как лед. Губы ее были бледны, с них слетал ледяной туман. То было ее дыхание. Глаза, темные, как безлунная ночь, внимательно посмотрели на юношу.
- Мне жаль тебя, ведь ты молод и хорош собой. Поэтому участь твоего учителя обойдет тебя стороной. Но смотри, никому не рассказывай о том, что видел меня, иначе от моего гнева тебя не спасут никакие укрытия.
Она вымолвила это и, сделав несколько шагов к выходу, белым туманом растаяла в дверном проеме. Несколько минут лежал Минокити, не в силах вымолвить ни слова, а потом все же кинулся к старику.
- Мосаку, Мосаку, проснись! Мосаку…
Но старик не отвечал. Тогда Минокити взял за руку своего наставника, но та была холодна, как лед. Снежная женщина убила Мосаку. И домой Минокити вернулся один.
Год миновал уж с того поистине ужасного случая. Минокити жил один, промышлял все тем же ремеслом, и хоть особого богатства не нажил, но и бедность его обходила стороной. За весь год он ни словом не обмолвился ни с кем о прекрасной, но страшной женщине, пощадившей когда-то его жизнь. Весной да летом он и думать о ней позабыл, а позже произошло вот что.
Раз зимой, когда Минокити возвращался в свое селение, путь его совпал с путем молодой девушки. Они разговорились, и из разговора Минокити узнал, что девушку эту зовут Юки и что она направляется в Эдо, чтобы там устроиться где-нибудь в служанки. Разговор шел у них легко и свободно, а Юки так понравилась юноше, что тот решил узнать, не обручена ли она. И хоть вопрос такой мог показаться невежливым, он все же его задал. Оказалось, что жениха у девушки не было, и более того, Минокити ей тоже приглянулся. Посему встреча та стала для них роковой – через некоторое время поженились и зажили вместе в деревне Минокити.
Юки слыла первой красавицей в тех местах – стройная и пригожая, кожа белая и нежная, и хоть она хозяйкой была превосходной, кожа ничуть не грубела и не темнела. А лицо, что лик лунный, все никак не мог Минокити на свою невесту налюбоваться.
Прошло время, и дом их огласился веселыми детскими голосами. Юки и матерью была прекрасной, да к тому же никогда не просила мать Минокити сидеть с детишками – все сама успевала. Старушка мать рада была такой невестке, а когда ей пришло время отправляться на тот свет, последние слова ее обернулись словами похвалы Юки.
И несколько лет царил в семье мир и покой, все было ладно, все хорошо.
Однако не вечно счастью длиться и даже в самые счастливые годы может вдруг подкрасться несчастье, если не уследить.
Вечером первой луны Юки, красавица, сидела и занималась вышиванием. Поздно было уже, деток спать уложили. За стеной мела пурга, а огонь я жаровне хибати приятно потрескивал и согревал помещение. Подле жены Минокити плел новые сандалии для всей семьи и восхищался изящными ножками своей красавицы.
- Вот и славно, - сказал он. – Новые сандалии для тебя, Юки, сплел. Примерь-ка, как они? Не великоваты? Ножка-то у тебя маленькая, нежная.
Отложила в сторону свою вышивку девушка и надела соломенные сандалии. И впрямь оказались чуть великоваты.
- Ну дела, не пойдет так, переделаю сейчас, - тут же заявил Минокити, на что жена обняла его и молвила:
- Тебе не стоит их переделывать. Главное, что не малы, а то, что большеваты – это не беда. Мне и так нравится.
Но Минокити возразил:
- Да ведь если будут большие, тебе, Юки, неудобно будет. Того и гляди натрут. Нет, переделаю, чтобы всегда у тебя ножки оставались такими славными и красивыми.
И принялся распускать последние ряды плетения, жена же вернулась к своему занятию. Тут внезапно дрогнуло пламя в лампе, заморгало, словно ветер налетел. Глянул Минокити на зазнобу свою, думал, что она испугается, и обомлел.
В неясном свете показалась ему Юки похожей на ту женщину, которая убила его учителя давным-давно. Моргнул он, и исчезло страшное виденье. Прежняя Юки сидела на месте страшной женщины. Всколыхнулась память, и вдруг, позабыв, свое обещание, рассказал Минокити своей жене историю о том, что произошло в лесу. Она слушала внимательно, молчала, вопросов не задавала, лишь с каждым словом становилась все печальней. И как закончил Минокити свой рассказ, спокойно отложила в сторону свою вышивку, поднялась и подошла к двери. Вмиг погасли все свечи, только бледное сиянье окружило Юки, и показалось юноше, что стала она еще прекрасней, чем прежде.
- Минокити, зачем нарушил ты обещание, данное той ночью? Знай, я – это она! Зовут меня Юки-онна. Я – дух, обитающий в снегах. Я пощадила тебя тогда, не убью тебя и сейчас. Мне жаль наших малюток, что спят за стеной, ведь без тебя они пропадут. По глупости твоей ухожу. Но помни, если проведаю, что ты обижаешь наших детей, то непременно вернусь и тогда тебе несдобровать. Помни это, Минокити!
Резко распахнулась дверь, открылась в непроглядную тьму с тысячами витающих в воздухе снежинок, и пропала Юки. Даже следов на дороге не осталось. Так никто ее больше не видел.
Что же до Минокити, то горю того предела не было. Так любил он её. Погоревав, запалил он свечи, присел и доплел сандалии. Уменьшил как раз под размер ножки любимой жены. И хоть ночь стояла на дворе, морозная, студеная, вышел он за порог, поглядел в том направлении, куда ушла Юки. Потом поставил сандалии на дороге, затворил дверь и ушел почивать.
Метет метель ночью, все следы заметает. Заметает людские печали и горести, заметает тоску на душе. Сыпется и сыпется снег на соломенную обувку, как бы всю не засыпал. Вот он – последний знак любви, неосторожного Минокити, который в одночасье потерял все, что любил.
А пришла ли Юки и забрала ли сандалии, этого никто не знает. Может их совсем замел снег или ветер унес. А может посреди ночи все же явилась она и приняла этот последний жест, который ни за что не растопил бы ледяное сердце, но хотя бы чуточку согрел его.
Yuki onna by NorthernBanshee