Сказка

[lutik]

Была у меня одна сказка, которую я писала для дорогого друга:

Сказка о том, как страна обрела своих богов

В стране, где не было богов, добрая девушка собирала цветы. Не для красоты, не для того, чтобы поставить их дома в красивую вазу и любоваться ими всякий раз, когда туда падает взгляд, совсем нет. По стране гремели сражения, противники схлестывались в битвах все чаще и чаще, обагряя кровью некогда мирные, видавшие на своем веку много тихих и солнечных лет, поля и леса. Зеленые луговые травы окрашивались красным, потом бурели… меркли ласковые краски природы. Днем под палящим солнцем они ждали дождя. А с наступлением ночи на луга опадал туман, укутывал своими длинными белыми рукавами всё и вся, обнимал тех, кто пал в бою. И там, в туманной ночи бледным привидением скользила меж фигурами павших воинов хрупкая девушка с корзинкой цветов.

«Когда убиваешь человека, то словно срываешь красивый цветок», - подумала она, когда впервые столкнулась со смертью. Люди казались ей красивыми, все по-разному, по-особенному. И вот, безжалостным острым серпом, война срезала стебли их жизни один за другим, оставляя их испорченными, лишая начальной красоты. Девушка возвращала этим обезображенным людям хоть немного красоты. Аккуратные девичьи пальцы обвивали несколько цветов космеи тонкой травой и завязывали ее узлом. Такой скромный букет получал каждый павший воин, из-за туч выглядывала луна, и цветы словно отражали ее сияние лепестками – поляна казалась освещенной таинственным призрачным светом. Даже лица людей облагораживал этот странный обряд – они становились будто умиротворенней, обретали покой.

Когда видишь человека за странным занятием, задаешься вопросом о его цели. В чем видело свою цель то хрупкое, подобное лани, создание, днем собиравшее на лугах бледно-розовые космеи и приносившее их на места сражений по ночам?

- Я возвращаю те цветы, что некогда сорвали другие люди.

- Тебе все равно не вернуть им жизнь.

- Но так становится чуть легче…

Наверное, трудно жить без богов, наверное, легче во что-то верить. Верил каждый. Во что-то свое. Она верила, что цветок на сердце воина, заменит ему душу, а значит, воин оживет.

Весной она плела букеты из подснежников и нарциссов, в начале лета то была нежно-белая ветреница и розовые космеи, осенью – безвременник и хризантема, зимой же… Как жалела она о том, что зима не дает возможности вернуть этим людям то, что они потеряли. Зима казалась бесконечной, невыносимо длинной, но и битвы на то время утихали.

Никогда не трогала она лишь ликорис – цветок мертвых. Ах, как обильно он расцветал осенью на всех широких просторах! Как трепетали его лепестки на стылом ветру, красные, как только выглянувшая из-за горизонта луна! Как манили цветы своей неповторимой грацией и красотой! Цветок мертвых, цветок призраков, цветок лисиц, у него было множество имен, и ни одного, которое бы заставило ее поверить в то, что у человека в душе может корениться этот цветок.

В легких одеждах с длинными рукавами она исходила много дорог. Черты ее лица отточил ветер, они стали строже, во взгляде со следами былой нежности читалась сила. Её имени не знал ни один путник, встречавшийся ей, ни один крестьянин, приютивший её, прошло несколько лет, и она сама почти забыла…

И в один осенний день перед ней показались знакомые горы. Тропинка пошла вверх и через несколько часов привела ее на опушку громадного леса, застилавшего все ближайшие склоны. Давно была она здесь, с тех пор прошло много времени – на опушке не осталось ничего – ни доспехов, ни тел. Только высокая трава. Девушка остановилась там на ночь. И всю ночь грезила она о поляне, заросшей тихо покачивающейся на ветру ветреницей.

_________________________________________________________________________

Монах из другой страны проходил по той горной дороге, направляясь через перевал на южную сторону хребта и дальше к морю. Именно он нашел девушку, но так и не смог ее разбудить. Он провел там весь день и следующие семь дней, надеясь, что она все-таки очнется, но одной ночью ее дыхание исчезло. И тогда он прочитал над ней молитвы по обычаю своей страны, соорудил погребальный костер и всю ночь провел в молитве о ее душе. Перед тем, как отправляться в путь с утра, он побродил по окрестностям, отыскал единственные цветущие растения и оставил их на пепелище в знак уважения к покойной.

Длинные красные лепестки… вытянутые тычинки… и голые стебли, так скучающие по листьям, что нарождаются у ликориса только весной. Красное на пепле выглядело красиво. Цветок мертвых наконец принадлежал мертвым.

Монах ушел.

Следующей весной луга обильно цвели нарциссами, а в темных дубравах прятались подснежники. Летом на всех полях сражений распустились космеи и анемоны, а осенью – в горах фиолетовыми пятнами рассыпался безвременник, в низинах зазолотились гордые хризантемы. Может быть, они цвели там благодаря ей – нет-нет, да и попадется на ветке с цветами уже отцветший и завязавший семена. И все-таки веры одного человека было недостаточно, чтобы вернуть души тем людям. Боги появились в стране именно в тот год.