Продолжение. Пытайтесь не сломать голову. Это фик фотографа и редактора, ага, да...
Часть первая ~ Часть вторая ~ Часть третья ~ Часть четвёртая
Комната была достаточно просторной, но уютной. В нише Ория с удивлением увидел новое какемоно со стихами Басё… такой резвый почерк, резкий, угловатый, быстрый, но красивый, он напомнил о Мураки. Кадзутака всегда писал так, что разобраться в написанном едва ли мог сам, что уж и говорить о других. Там же в вазе стояли цветы – крученый декоративный бамбук и крупные белые каллы. В теплое время года хозяин предпочитал, чтобы Сатоши-сан сама заботилась о живых цветах в комнатах. Зимой же в Ко Каку Рю гейши составляли икебаны.
Ория опустил Химуру на футон и укрыл. Надо бы снять кимоно, но как сделать это, не разбудив юношу… Лучше пусть выспится так, а завтра самурай подберет ему что-нибудь.
Химура спал так безмятежно. Наверное, видел хорошие сны.
Ория закрыл перегородку и пошёл к себе. Сатоши-сан разберется со всем сама, а ему уже можно отдохнуть.
Лёгкое кимоно соскользнуло с широких плеч, обнажая безупречно красивое тело самурая. Даже курить по привычке сейчас не хотелось. Вскоре в комнате послышалось мерное дыхание. Ория уснул.
Темная, безмятежная ночь опустилась на Киото. Город спал. Спали люди, кошки и дворовые псы. Спали даже дома. Фонари на фонарных столбах лениво перемигивались, борясь со сладкой дрёмой. Воздух пах ночными фиалками, и в тиши сыпали похожую на сахарную пудру пыль, звезды. Легкий ветер колыхал фонарь-гифу на входе в Ко Каку Рю. Возле него порхали мелкие ночные бабочки. Самоубийцы – в погоне за прекрасным, привлеченные теплом и светом, бабочки сгорают в пламени свечей. При господине Ория Нива в фонаре пылал живой огонь. Время прошло, и Киото изменился: улицы залил жемчужный свет электрических ламп. И господин Ория Мибу принял дело в свои руки, когда в фонарь уже поставили такую. Теперь бабочки не сгорали – они просто шуршали легкими крыльями по гофрированной рисовой бумаге. А господин Ория Мибу спокойно почивал в своей комнате, пока, в этот дивный ночной час, с каждой секундой к нему в карман текли йены. Гейши Ко Каку Рю были настолько справными, что дом Ория всегда поставлял их даже главам Якудза.
Комната Ории была в восточном – жилом крыле здания. Но из-за масштабов Ко Каку Рю, его гость спал в нескольких десятках метров от самурая, приютившего его. Длинный узкий коридор разделял помещения по обе стороны.
По коридору скользнула тень, впитывая в себя даже оттенки серого, не оставляя места другим цветам. Сначала тень просочилась под фусума комнаты, в которой спал Ория. Потом, как ни в чем не бывало, она выскользнула из щели между створками перегородок и черной кляксой полилась по стене к комнате Химуры. Тень питалась оттенками и, впитывая их, становилась все более лоснящейся, жирной, все более насыщенной. И, когда она подобралась к перегородке, она не стала украдкой просачиваться внутрь. Фусума раздвинул мужчина в небрежно накинутом хаори.
Изящная тонкая рука легла на грудь юноши. Пальцы скользили по складкам кимоно. Нежно-нежно, как касания ветра, чтобы тот не проснулся. Юноша спокойно спал, не замечая прикосновений этой руки, которая уже чуть развела в стороны его кимоно на груди. Потом длинные ухоженные пальцы провели по волосам Химуры, по его щеке и остановились на ней. Человек-тень наклонился. Каштановые пряди свесились вниз, даже в темноте они блестели. Но как-то не по-настоящему. Как только человек-тень дотрагивался до какого-то предмета, сквозь все его тело проходила будто маленькая цветовая волна. Каждый новый оттенок, каждое новое касание вызывало такую реакцию. Он наслаждался. Он впитывал цвета. И с каждой волной его губы судорожно приоткрывались, словно от ощущения накатывающего удовольствия. Но ему надо было изучить все возможные вариации, поэтому он так долго исследовал тело юноши, цвета его кимоно, его волос, его губ… Цвет его губ. Пожалуй, его изучать приятней всего – и человек-тень склонился над юношей. Языком он провел по нежной коже Химуры, и по телу снова пробежала волна. Он еле сдержался, чтобы не застонать – слишком много он получает за сегодняшнюю ночь. Розовый, коралловый, светло-карминный, карамельный, в складочках цвет красных гладиолусов, цвет вишни и розовой фуксии - цвет губ Химуры. Светлые, темные оттенки – все смешалось. Сквозь тело прошло несколько сладких судорог. Закусить губу и сдержать стон… да… не заметив, он прикусил нижнюю губу юноши, и мальчик открыл глаза.
- Ория-сан???!!! – Химура попробовал подняться, но изящная ручка крепко вдавила его в футон.
- Химура-сан, неужели вы думали, что ко мне можно безнаказанно врываться в дом… мешать моей работе… мешать моему отдыху… - самурай не давал юноше подняться, рука лежала у него на плече. Но сам он стал спускаться ниже, целовать шею, ключицу, языком проникать под ткань кимоно.
- Н-но… я же сказал, я заплачу… я же…
Самурай поднял на него взгляд:
- Мне в общем-то плевать на ваши деньги. Расплатитесь по-другому.
Бесстыжие пальцы приподняли полы одежды и начали ласкать мальчика.
- Не надо, пожалуйста… пожалуйста…
Новый цвет. Стон уже трудно сдержать… Еще один… Но пальцы уже ласкали вход, а Химура был настолько потерян, что даже слова вымолвить не мог. Осторожно самурай начал раздвигать его, чтобы ввести один палец. Но внезапно прядь волос задела складку оби и вобрала еще один цвет. Не в силах сдержаться, человек-тень, потеряв голову от удовольствия, почти что рухнул на татами рядом со своей жертвой. Он тяжело дышал, сердце стучало… он шептал… «слишком много, слишком много…»
Но движения юноши теперь ничего не сковывало. Быстро опомнившись, он вытащил из оби что-то блестящее и зажал в руке.
Юноша ждал: движения, порыва, прыжка в его сторону, нападения… Но самурай, отдышавшись только медленно повернул голову в его сторону. На его устах застыла довольная злая улыбка.
- Теперь я чист. Мне ничего не помешает. – рука потянулась к Химуре.
Юноша отпрянул с ловкостью кошки, и два сюрикена со свистом прорезали ночную темень, впившись в тело самурая, изможденное сладостными муками только что испытанного оргазма. Человек-тень усмехнулся и глубоко вдохнул. Тонкие-тонкие лезвия начали погружаться в плоть, но даже ни капли крови не выступило из порезов, только кимоно распорото насквозь и лоскутом висит на самурае.
«Учитель… ты же говорил, что это спасет от всего… от любого…как же так, учитель…». Химура отступил еще на пару шагов. Тень не была ранена, но и подходить не спешила. Относительная безопасность. Такая тонкая грань. У него ведь больше ничего нет. Попался. Но кто же тогда перед ним? Что он такое – этот ночной гость… это ведь не тот, кто принял его сегодня… кто же?
«Не помогло…». Тень скоро надвинется. Некуда бежать, некуда отступать. Химура беспомощно закрыл ладонями лицо – только бы не видеть…
Резко, словно звон бьющегося стекла, темноту пронзил крик Человека-тени. Нечеловеческий, шипящий, свистящий, звериный. Крик боли, побежденного, крик демона.
Юноша отнял руки от лица – все тело самурая, стоящего перед ним, словно светилось и исходило всеми цветами радуги, по нему бежали цветные волны, с каждой новой все более грязные и блеклые оттенки. Красный слился с черным, желтый с синим, голубой с кирпичным. Все они бледнели, бледнели, бледнели, словно увядали. В своем слиянии они все стремились к истинному началу - к белому, но никак не могли его достичь – оттенки не дополняли друг друга, а только делались отвратительней, они даже уже не сливались, не смешивались – теперь они просто гасли. Перед Химурой на пол осело пустое кимоно. Тень иссякла.
Но они остались. Поблескивая, словно серебряные звезды, на бордовом кимоно лежали два сюрикена. Ясные, чистые, ни следа крови – как будто не их сейчас исторгло темное тело демона.
«Учитель… был… прав…защитили…»
Ноги Химуры подкосились. Падая, он краем глаза увидел, как, на ходу вытаскивая катану, в комнату вбегает Ория, настоящий Ория. Его темные волосы в беспорядке спадают по плечам, торс обнажен, он одет только в хакама. Глаза беспокойно обегают комнату, он… дальше только темнота.